1 Февраля 1947. Когда месяц большой выходит из-под земли, то если на сучок какой-нибудь, на веточку смотреть, как она движется по месяцу, то наглядно понимаешь, – не месяц это, как кажется, а земля летит со своими сучками, веточками, деревьями и со мной самим. Очень люблю этот опыт и всегда при этом вспоминаю учителя чистописания в Елецкой гимназии Постникова Николая Евгенича. Он жил в Черной слободе в маленьком деревянном домике, а мы ездили по Черной слободе за город, где мы и жили. Ездили мы после занятий, когда Постников был уже дома и сидел у окна с большой седой бородой. После, наверно, он уже в гимназию и совсем не ходил: утром ехали, вечером, в праздник, в будни, – он все сидел, всегда его огромная борода была у окна. Я вышел из четвертого класса гимназии и уехал сначала в Сибирь, потом в Ригу, потом за границей был и ездил по всему свету. Но куда бы я ни заезжал, всегда, почти каждый год возвращался домой и всегда в Черной слободе видел бороду белую во все окно. И когда я опять и опять видел эту бороду, мне, молодому бегуну, казалось, будто старики целую вечность живут. Признаюсь, я даже со страхом ждал прихода такого времени для себя: придет какое-то «прочее время живота моего», и все остановится. Но когда старость пришла, – «прочее время» ко мне не пришло. И когда я теперь на месяц смотрю, как быстро по его поверхности несется веточка нашей земли, то всегда вспоминаю бороду Николая Евгенича: не борода была вечностью, а сам я, молодой, как веточка, мчался. (Фото Марк Хирш).