Сегодня, 29 января – 155 лет со дня рождения моего любимого писателя и человека Антона Павловича Чехова (1860-1904).

Когда я снимал «Дядю Ваню» в 33 года, у меня было одно представление о жизни, о героях, о людях, о самом себе и т.д. С тех пор прошло уже более 40 лет. Мое отношение к Чехову изменилось. Во-первых, потому что я очень много изучал его переписку, его жизнь, его отношение к людям, к женщинам, к мужчинам, к самому себе. Антон Павлович для меня тогда был неким человеком в пенсне с усталыми грустными глазами. Потом он стал моим духовным цензором, человеком, который сидит за моей спиной – я оглядываюсь и смотрю, он кивает или нет….

Чехов не был ни левым, ни правым. Он говорил: я свободный человек. И писал о том, что видел. Глубина Чехова в том, что он любил людей такими, какие они есть, а не такими, какими они должны быть. Чехов любил людей за то, что они все умрут. Он их любил за то, что они не понимают жизнь. Он их любил за то, что они себя не понимают. Он их любил и смеялся над ними за то, что они о себе думают гораздо лучше, чем они есть на самом деле. Он их любил за то, что они говорят глупости и выдают это за ум. Чем старше я становился, тем больше я понимал чеховских героев.

У Чехова в каждой пьесе есть масса поводов для того, чтобы попытаться понять жизнь, и масса поводов для того, чтобы попытаться понять, что он имел в виду. Он говорил: высокое вместе с низким, трагическое с комическим – все в жизни перемешано. Все его пьесы кончаются, как правило, большим вопросом. В этом и заключается глубина чеховских пьес, что у него нет ответов на многие вещи.

Антон Павлович видел, как и все великие, бессмысленность всего, если вдуматься… А жить – надо! Те, кто думают, что мы все умрем, живут в одном измерении, а те, кто не думают, живут - в другом. И то, и то правильно. Ответов не должно быть. Но есть чувства. Важно, чтобы волновало. Когда волнует, ты сопереживаешь…

 Андрей Кончаловский